Завалы бывают не только в шахте, и силос – это не сельскохозяйственное понятие. Об этом и о том, как «поймать газ» и выжить в критической ситуации, рассказал ветеран коксохимического производства Николай Шаповалов.
Николай Иванович Шаповалов проработал на коксохимическом заводе (ныне ОАО «Губахинский кокс») сорок лет. Поступил в 1972-м слесарем. Сейчас сам вспоминает об этом с усмешкой: «1972-й, это же другой век!».
За весь стаж в трудовой книжке нашего собеседника меняется только наименование цехов и должность нашего героя, который оставался на родном заводе и в пору его расцвета, и в период, когда ситуация казалась плачевной.
– Начинал слесарем в коксовом цехе. Потом стал дверевым. Это считается более высоким разрядом, функции другие…
Тут мы остановимся и дадим тем, кто не сталкивался с подобным производством, небольшую ремарку. Дверевой – это рабочий, который занимается уборкой обвалившихся кусков кокса, чисткой печи-камеры и двери, устранением газования. На коксохиме это одна из самых тяжёлых профессий. Ещё бы! Ведь температура в такой камере достигает тысячи градусов.
– Тут главное – серьёзное отношение – шуток здесь быть не может, панибратства печь не прощает. Только строгая дисциплина, а ещё терпение и выносливость. Мода тут тоже всегда одна: в любую погоду – крепкая суконная куртка. В рубашке захочешь пощеголять, можешь просто сгореть, – подчёркивает Николай Иванович и продолжает перечислять, как двигался по профессии. – Дальше стал машинистом в коксовом цехе, на тушильном вагоне работал…
А мы вновь позволим пояснить читателю, что это значит. Понятное дело, что машин на производстве много, однако машинист тушильного вагона – ведущий для остальных. От его профессионализма зависит вся последующая работа людей и машин. Он должен быть первоклассным специалистом во всех отношениях по той простой причине, что скорость и правильность выполнения им операций напрямую влияет на трудовые показатели всех остальных.
После тушильного вагона Николая Шаповалова назначили мастером, затем – старшим мастером. Освоил почти все специальности. А дальше пошли преобразования. Сначала чисто производственные.
– Две батареи закрыли, вместо них решили построить 1-бис, новую. Тогда многие попали под сокращение. Я решил остаться на участке реконструкции. Там занимались разборкой старых батарей, готовили фундаменты под новую, вспомогательные объекты. Конечно, реконструкцией занимались рабочие строительно-монтажного управления, а у нас был свой участок, мы выступали в роли этакого спецназа. Потом батарею 1-бис запустили, начали разбирать вторую старую, чтобы установить ещё и 2-бис.
Строительство шло, и мы свою работу сделали. Остался верх, там должна быть особая кладка, которую выполняют специалисты-огнеупорщики. Те приехали в Губаху с разных коксохимпроизводств. Но это было уже начало 90-х. в итоге батарея 2-бис осталась недостроенной на продолжительный период. В довершение всего начались проблемы и с 1-бис. Для её работы необходим уголь, а денег, чтобы его закупить у завода не оказалось. В результате батарея самопроизвольно встала. Конечно, предприятие выжило, но стоило это огромных усилий.
– Николай Иванович, сейчас иногда можно слышать такое, что коксохим даже в лучшие для города времена, когда все шахты работали, был довольно затратным производством, поскольку наш уголь не подходил, приходилось везти сырьё издалека. Это действительно так?
– Ну как не подходил?! Мы постоянно брали уголь и с шахты Крупской, и с «Нагорной». Правда он шёл с примесью серы, но тут свои особенности. Для чёрной металлургии такой, допустим, не пойдёт, зато для цветной наоборот. Там такой и нужен.
Коксохимическое производство – это ведь не просто печь и груда угля (без разницы какого), в цехах стоят силосы с различными углями. Для каждого производства нужна своя смесь. И специалисты подбирают все эти угольные ингредиенты, как повар продукты для изысканного блюда. Вот, когда наши шахты закрылись, и возникла проблема с завозом угля с того же Кузбасса, к примеру.
В качестве исторической справки добавим, что начатая реконструкция была вынужденной мерой – попыткой спасти завод, вокруг которого сгущались тучи. Менялись собственники и кредиторы, люди подчас забывали, как выглядит зарплата. При этом на предприятие заглядывались иностранцы, желая прибрать к рукам.
Завод был в стадии банкротства. И в это время появились российские кредиторы, заинтересованные в развитии предприятия.
– Пошли разговоры о том, чтобы вновь растопить стоявшую 1-бис (это исключительный случай, поскольку остановившаяся батарея не подлежит перезапуску – прим. ред.). Планировалось сделать это при помощи природного газа, однако цена оказалась неподъёмной. Мы предложили по старинке растапливать дровами, главное, чтобы их вовремя поставляли. Я тогда снова работал в коксовом цехе, потому мне довелось напрямую участвовать в этом процессе. Помню, мы для начала выбрали 20 печей в середине и принялись растапливать.
Тогда мы на заводе находились круглосуточно: пилили дрова и топили. Конечно, не всё было гладко, что-то сразу не получалось, помогала смекалка. Так мы эти печи растопили до того момента, когда можно грузить уголь. Наконец, процесс был запущен, осталось поймать газ – дождаться, когда он пойдёт, чтобы в газодувку не воздух загонять.
– Простите, перебью. Заговорили о насущном – о газе. Я правильно поняла, что он идёт в переработку?
– Да. Главное, чтобы газ очищался, то есть от него надо отделить смолы. Чистый газ мы используем для прогрева печей, а из отходов получают бензол, толуол и прочую химпродукцию. Там и пек, и суперфосфат…
– Итак, мы остановились на строительстве второй батареи…
– Вот с этого момента, когда получили газ, появилась возможность растопить дополнительные печи: их можно стало подогревать уже не только дровами, но и своим газом – так и быстрее, и дешевле, конечно. Вот так, делая всё на ходу, сработали, справились.
Понятно, что из-за мгновенной остановки батареи трудности при перезапуске возникали, но мы смогли их преодолеть. Благодаря этому появилась возможность вернуться к строительству новой батареи. В общем, производство получило новое дыхание.
– Николай Иванович, проработав столько лет на одном производстве, наверняка можете рассказать и о коллективе, о людях. Быть может, есть какие-то особенности, наверное, не каждый может работать именно в коксохимической сфере?
– Знаете, в нашем коллективе главное то, что нет людей непостоянных. То есть, если ты пришёл на производство и взялся за дело, надо уметь довести его до конца, чего бы это ни стоило. Я уже говорил, что условия бывали разные, доводилось и круглосуточно работать. И вот тут важно не спасовать, ну и дисциплина должна быть, естественно. Для меня, если всё это есть, значит, в коллективе всё в порядке.
Да и куда без ответственности и серьёзного отношения?
– Сорок лет стажа – это ведь очень много, тем более для такого производства…
– Могло быть меньше. Я ведь выходил на пенсию, прошло дней семь, попросили вернуться. Заключили срочный договор, а потом его постоянно продляли. Так и доработал до 2012 года. Там уже просто я стал просить «вольную», почувствовал, что силы не те.
– Скажите, а сейчас коллектив, руководство предприятия о вас помнят?
– Конечно, всегда на праздники, к юбилеям всем ветеранам обязательно бывают и подарки, и суммы определённые перечисляются в качестве вознаграждения. Тут ещё пандемия вмешалась, а до неё мы каждый праздник собирались вместе, отмечали, вспоминали молодость.
Под такие воспоминания и мы решили поинтересоваться: человек проработал столько лет, участвовал и в реконструкции, и в возрождении производства, должны же быть фотографии, запечатлевшие такие моменты. Но, как оказалось, наш собеседник фотографироваться не любит. Даже там, где он точно присутствовал, на фото – все, а Николай Иванович (смеясь показывает в нижний угол на полях снимка) – «вот, где-то тут стоял», – говорит.
Человек, привыкший добросовестно исполнять порученную работу и требовать от других того же, не считает, что это надо ещё и «кадрировать».
Автор: Людмила Лебедева
Фото: Людмила Лебедева