Смотришь иногда очередное фэнтези и думаешь: «Как всё закрутили-то!». Тем интереснее бывает узнать, что рядом происходят вещи не менее удивительные.
Вот, к примеру, разговорились мы с Фёдором Николаевичем про грядущее продолжение известного фильма, а собеседник как рванёт с места в карьер: «Зачем они заразу эту считают существом из коми-пермяцкого фольклора?! Она и у нас себя неплохо чувствует».
– Это вы про икотку? – спрашиваю.
– Ну да. Только у нас её просто икотой величают. Хотя непонятно, почему так. Ведь от неё не всегда икают, там чего только ни случается…
– Фёдор Николаевич, вы так говорите, будто сами сталкивались.
– Было дело. У нас в Кизеле всякое случается.
И дальше завёл мой знакомый рассказ про то, как икота кизеловскую прописку обрела.
РУДИК ИЗ РУДНИЧНОГО
Дело было в 70-х прошлого века, в пору молодости Фёдора Николаевича. Жил он тогда на Рудничном в деревянном доме со всем хозяйством со своей супругой Соней. Работал на шахте. По соседству стоял дом его школьного приятеля Рудольфа (тогда, конечно, все его больше Рудиком звали). Приятель выучился, инженером стал, женился, но с Фёдором дружеские отношения поддерживал. С людьми он непросто сходился, потому школьного товарища ценил. Добродушный Федя умел ладить со всеми, потому к излишней въедливости и чопорности Рудика умел относиться философски – мало ли у кого какие заморочки!
В отличие от Фёдора большинство шахтёров предпочитали держаться от инженера подальше, потому что тот мог привязаться к любой мелочи. Вроде и правильно это, горняки же понимали, что подчас от мелочей жизнь зависит, да уж больно надоедало долгие нравоучения слушать. Особенно это раздражало старых рабочих.
Довелось как-то Рудольфу сцепиться с одним горным мастером. Того все, кто помоложе, Жорычем звали – так-то он Григорий Георгиевич был, но попробуй выговори. Ладно бы Жорыч просто выслушал всё, что говорит инженер, да и дело с концом. Ан нет. Давай спорить, но и Рудик не унимается. И хватило ж ума у инженера в пылу спора пригрозить, что так этого не оставит. А горный мастер в ответ: «Да и мы на тебя управу найдём!».
КТО МАСТЕРА БОИТСЯ
А мастер тот из приезжих был. Он с женой и маленьким сыном в Кизел ещё в 50-х приехал то ли из Архангельской области, то ли ещё откуда. Что уж их заставило в такую даль отправиться, одному Богу известно – сами они про то говорить не любили. Да и люди вокруг разного повидали, потому лишними вопросами не донимали: молчат, значит есть причина.
Однако, вернёмся к Рудольфу. Заметим, что он, хоть и отличался придирчивостью, но скандалов не любил и мстить кому-либо не собирался, даже если в сердцах и пригрозил чем. Потому на следующий день о ссоре с мастером уже и не вспоминал. Жорыч же не на шутку обиделся на гонор инженера. И дома места не находил, всё ворчал. Жена его, Ираида, узнав причину, из дома выбежала, ничего супругу не сказала. Вернулась уже за полночь.
Проходит день-другой, видит Фёдор, что Рудик как-то странно себя вести стал. Обычно ходил весь с иголочки, отутюженный, чистенький, а тут вечером идёт навстречу, галстук на боку, пиджак помят. Поравнялся с Федей, поздоровался, от самого перегаром несёт. Фёдор такого за приятелем никогда не замечал раньше. Тот, видать, заметил удивление, похлопал Фёдора по плечу и говорит: «Устал я что-то»… Ещё через несколько дней приходит к Фёдору жена Рудика, Зинаида. Давай соседям про своё горе рассказывать:
– Не знаю, что с Рудиком случилось. Совсем другим был. Я ж всегда думала: вот мне повезло – муж не пьёт, не курит, ко мне всегда хорошо относится… Я же даже к его занудству привыкла. А тут, как подменили. Мало того, что пить стал, так у него порой будто припадки случаются какие-то. Вдруг начинает кричать нечто невразумительное, всё вокруг крушит. И продолжается это до тех пор, пока не упадёт от бессилья. Тогда он как будто задыхается. Прокашляется – полегчает. Тут или заснёт, или меня прижмёт к себе и плачет, как ребёнок. А сегодня вообще повеситься хотел. Ушёл в хлев, смотрю, долго нет, выбегаю, а он верёвку бельевую гвоздём к балке прицепил, петлю приготовил, внизу, под петлёй, табуретку старую поставил. Я когда прибежала, он аккурат собирался на табуретку встать. Кричу, за руку его к себе тяну. Кое-как от петли оттащила, еле успокоила его. Сейчас заснул, а я к вам пошла.
– Зина,– спросила Соня, – ведь не мог же Рудик без причины измениться. Ну, может, вы ссорились с ним? Может, он приревновал тебя к кому?
– Да что ты, Сонечка! К кому меня ревновать? Да и ссориться нам не из-за чего.
Тут уже и Фёдор не выдержал:
– Зин, а может у него на работе что-то не так, ты ж его характер знаешь…
– Ну, понятно, что не подарок, да только цепляется всегда по делу. Люди это знают. Да и расстроенным с работы не возвращался.
– А когда с Жорычем поругался, тоже спокойный пришёл? – не унимался Фёдор.
Зина помолчала, словно раздумывала, имеет ли значение то, что вспомнилось, потом продолжила:
– После того случая через пару дней кое-что произошло: Рудик кроликам сено доставал с сеновала. Оступился и вместе с сеном упал с лестницы. Там невысоко, только сильно ушибся да чертыхнулся по обыкновению. Не успел подняться на ноги, сверху на него какой-то мусор посыпался, а с ним – мошки. Откуда взялись – непонятно. Одна Рудику в ухо залетела. Что мы ни делали, убрать не удалось. Я говорила к врачу сходить, но он, конечно, никуда не пошёл. В тот вечер случился первый приступ: Рудик покраснел, глаза стеклянные. Стал бить себя в грудь и ругаться, а потом упал как подкошенный, заплакал и всё повторял «устал, устал»…
Судили-рядили втроём. Договорились с Зиной, что попробует разобрать, что муж во время приступов говорит. Возможно, разгадка здесь и кроется.
ЛЕШИЙ КОНЬ
С того разговора прошло два-три дня. Зина удивлялась, что муж всё это время никак странностей своих не проявлял. Думала, может, когда повеситься хотел, излечился. Однако рано обрадоваться хотела.
Как-то ждёт Зина супруга с работы, того нет. Подходит знакомый, говорит, Рудольфа увезли на скорой прямо со смены. Зинаида перепугалась, а рабочий объясняет: «Он собрался в шахту спускаться, в клеть зашёл, там Жорыч был с мужиками. А Рудольф Назарович только Жорыча увидал и в лице переменился. Его затрясло, стал кричать, руками машет. Жорыч только посмеивается, инженер, мол, совсем спятил. Ну, у них, конечно, свои дела, да только всем ясно, что в таком состоянии человека в шахту пускать нельзя. Ребята, кто посильней, руки ему назад завернули, наверх подняли, а там уже позвонили куда следует».
– Постой, а что кричал Рудик, ты не разобрал? – спрашивает Зина.
– Да, кажись, лешего поминал или ещё кого. Вроде «леший конь».
Услышала это Зина и бегом к соседям. Слёту говорит: «ребята со смены говорят, что в бреду Рудик про лешего говорил, то ли леший конь, то ли ещё что».
– Погоди-ка, – насторожился Фёдор, – может, не леший конь, а Лешуконье? Это ж то место, откуда Жорыч с женой приехали. Почему твой-то это слово вспомнил?!
Понятно, что без Жорыча не обошлось, решили к нему пойти, поговорить по-свойски.
Жорыча, правда, дома не оказалось, только жена его. «Может, и к лучшему», – подумал Федя и решил у неё выведать, не знает ли чего. А та, как про Лешуконье услышала, в лице переменилась, побледнела, глаза опустила и всё платок на голове поправляет. Заметил это Фёдор, понял, что неспроста. Специально грозно так спрашивает: «Ты что это, ведьма, задумала?!» – сказал, дабы припугнуть, а Ираида при слове «ведьма» заикаться начала. Федя не отступает. Так выложила Ираида вперемешку со всхлипами, что с Рудиком сделала, а потом и всю историю, почему они с Жорычем из родных мест уехали.
Когда мастер домой расстроенный пришёл, Ираида решила отомстить обидчику и воспользовалась древним способом – наслать икоту. Если бы Рудольф не чертыхался, когда что-то неладится, может, и обошлось бы. Но упал, ругнулся, и полетели мошки с сеновала. А дальше всё известно.
Ираида поплакала, да заговор свой с бедняги сняла, Федю же просила больше никому об этом не говорить: «Прижились мы здесь, а пойдут слухи про ведьму – придётся опять уезжать».
Присоединиться
